Мать Мария: Жена Павла I — самая многодетная императрица в истории России
XVIII век в истории России зачастую называют «женским» благодаря тому, что на русский престол за этот период четыре раза поднимались женщины. Подобного матриархата в русской истории не было ни до, ни после этого времени.
Мария Фёдоровна Романова, супругa императора Павла I, являлась полной противоположностью своих предшественниц. Вместо того чтобы заниматься политическими интригами или любовными авантюрами, она полностью посвятила себя своему мужу и детям.
Тем не менее, жизнь этой женщины, которую современники считали идеальной супругой и матерью, складывалась весьма непросто и невесело.
София Мария Доротея Августа Луиза Вюртембергская родилась 14 (25) октября 1759 года в Штеттинском замке, в том же самом месте, где и её будущая свекровь Екатерина Великая. Её отец, принц Фридрих Евгений Вюртембергский, как и отец Екатерины, служил прусскому королю и был комендантом Штеттина.
На этом схожесть между двумя императрицами заканчивается. В то время как будущая Екатерина с раннего возраста проявляла характер, занимаясь играми с мальчишками и демонстрируя выдающийся ум и амбиции, София-Доротея больше соответствовала классическим представлениям XVIII века о роли женщины как жены и матери.
Запасная невеста
С юных лет София-Доротея усвоила, что хорошей женщине следует посвятить свою жизнь рождению и воспитанию детей, заботам о муже, а также эффективному ведению хозяйства.
Воспитанная в этих традиционных взглядах, она изначально предназначалась в жены принцу Людвигу Гессенскому, между ними была зафиксирована помолвка. Однако вскоре обстоятельства изменились.
15 апреля 1776 года в Санкт-Петербурге при родах скончалась первая жена наследника престола Павла Петровича Наталья Алексеевна, в девичестве Вильгемина Гессенская, что было, к слову, родной сестрой жениха Софии-Доротеи.
Павел был глубоко потрясён смертью супруги, но его мать, императрица Екатерина Великая, больше волновалась по поводу отсутствия у сына наследника. Она была полна решимости решить эту проблему и снова взялась за поиски невесты.
София-Доротея уже ранее числилась среди претенденток, но в тот момент, когда происходил первый выбор, ей было всего 13 лет, и она не могла родить наследника в ближайшем будущем, поэтому её кандидатура была отклонена.
После гибели Натальи Алексеевны Екатерина вновь обратила внимание на Софию-Доротею, которой к тому времени уже исполнилось 17 лет, и решила, что сейчас девушка готова стать женой Павла.
Как жена Павла I превратилась из восковой принцессы в чугунную императрицу
Марии Фёдоровне, супруге Павла I, суждено было претерпеть метаморфозу от восковой принцессы до чугунной императрицы. София Мария Доротея Вюртембергская изначально была воспитана в соответствии с традиционными представлениями о женской роли и её предназначении: она стремилась сделать своего мужа счастливым и родила ему десятерых детей. Но когда семейная идиллия начала трещать по швам, в ней постепенно пробудилась волевая женщина. Если бы она была такой с самого начала, их взаимоотношения с Екатериной II могли бы стать более союзническими, как и рассчитывала императрица.
Инструкция для императрицы: или как произошло знакомство Марии-Доротеи с наследником русского престола и чем впечатлил жених заморскую невесту
Софию Вюртембергскую стали рассматривать как достойную кандидатуру в невесты для Павла I, когда ей было всего 13 лет. В остальном она полностью подходила, кроме своего юного возраста. Поэтому предпочтение отдали принцессе Гессен-Дармштадтской Вильгельмине. Однако молодая супруга скончалась через три года после тяжёлых родов, и в этом свете снова вспомнили о Софии, которой в то время уже исполнилось семнадцать.
Будущие супруги встретились в Берлине, где король Пруссии Фридрих II сыграл ключевую роль в организации их брака, расторгнув помолвку с прежним женихом Софии (принцем Людвигом Гессенским). Павел I был в восторге от своей невесты — она была умной, воспитанной и привлекательной. Молодая принцесса быстро пришлась по душе жениху, которое отметила полезность геометрии как науки, развивающей мышление. Она быстро освоила русский язык и, ориентируясь на все заслуги своей невесты, Павел I передал ей грамоту с набором правил, которые она должна строго соблюдать, когда станет его супругой. Но Софию это не задело; она восприняла такой шаг как результат жизненного опыта жениха, полученного в первом неудачном браке.
Почему Екатерина II называла свою невестку восковой императрицей
Принцесса София придерживалась традиционных взглядов на положение женщины в семье и обществе: она занималась ведением домашнего хозяйства, воспитанием детей и благотворительностью. Однако она оказалась достаточно образованной, чтобы открыть в Павловске, который был подарен императрицей Екатериной II, литературный салон, в котором собирались известные музыканты, художники и писатели. Сам Павловск также преобразился под её руководством в соответствии с её вкусами.
Между супругами существовала взаимная любовь, и они счастливо наслаждались своей семейной жизнью, не вмешиваясь в политику и дворцовые интриги. Но именно это не понравилось Екатерине II: она хотела видеть в невестке союзницу. Хотя Мария Фёдоровна была почтительна и послушна императрице, её ограниченные амбиции не удовлетворяли Екатерину II. В то время как Екатерина II контролировала всю власть, её сыну Павлу не удавалось заручиться уважением, и она готовила другого наследника на трон – старшего ребёнка Павла и Марии, Александра. Младенца сразу забрали у родителей; его воспитанием занималась сама императрица. Позже она отобрала у родителей и сына Константина, следуя той же цели — вырастить достойного наследника. Мария не противоречила императрице и покорно приняла эту волю. Екатерина II сравнивала её с воском, так как та была податлива и покорна.
Смерть Павла
Когда Павел ушёл из жизни, Мария произвела на всех необычное впечатление. Даже после такой трагедии она оставалась невозмутимой. Создавалось впечатление, что она была совершенно равнодушной к кончине мужа. Хотя она, конечно, горевала, окружающие отмечали, что её горе казалось наигранным.
Женщина настолько неуклюже изображала боль от потери супруга, что её даже спросили, не может ли она прекратить «ломать комедию».
Когда ей сообщили, что Павел стал жертвой заговора, она не проявила удивления и сразу же потребовала, чтобы её признали императрицей! Это заявление шокировало её старшего сына, который понимал, что к столь внезапному требованию мать проявляет равнодушие. Его отец скончался всего час назад, а она уже настаивала на том, чтобы ей присвоили полный статус правительницы!
К своему сыну она тоже отнеслась безразлично, словно он не был достойным занять место отца на императорском троне. Александр был в ужасе от такого поведения своей матери, но всё же она уступила ему и согласилась стать регентом.
Почему императрица вдруг стала хладнокровной?
Что именно привело Мария Федоровну к такому холодному и равнодушному поведению, когда изначально она была скромной и покорной, остается загадкой. Возможно, на это повлияло неверность мужа, или же она просто притворялась бедной овечкой.
Возможно, она долгое время преданно занималась семьёй, рожая детей и просто ждала своего времени, чтобы занять положение властвующей. Ученые также предполагают, что она не желала смерти своему супругу, хоть он и пренебрегал ею, обвиняя в изменах.
Некоторые считают, что её настойчивое требование признать её правительницей было попыткой вернуть уважение со стороны окружающих и «утереть нос» женщинам, с которыми проводил время её покойный муж. Возможно, это действительно так, хотя истина остаётся неясной.
В благотворительных учреждениях
В 1796 году, когда Павел I взошёл на престол, великая княгиня стала императрицей и сразу же взялась за благотворительную деятельность.
При Екатерине II в Санкт-Петербурге было основано Императорское воспитательное общество благородных девиц, ныне известное как Смольный институт. Мария Фёдоровна стала его главой и сумела привлечь туда значительное количество средств. Кроме того, она провела реформы, включая значительное повышение минимального возраста для поступления — с пяти лет, что превращало институт в фактически дошкольное учреждение.
К её юрисдикции перешли также воспитательные дома в Петербурге и Москве. Однако там вскоре проявилась другая проблема: из-за отсутствия ограничений на количество детей, которые могли быть приняты, возникли условия ужасной скученности, антисанитарии, болезней и смертности.
Мария Фёдоровна и здесь нашла решение: в каждом учреждении разрешалось размещение не более пятисот воспитанников. А что делать с остальными? Конечно же, их нельзя было выбрасывать на улицу. В России существовало множество казенных государственных деревень, и их направили туда, к трезвым и порядочным крестьянам.
Смертоубийство
Однако в 1801 году произошла страшная трагедия: заговорщики убили любимого мужа Марии Фёдоровны. Когда это случилось, она находилась в соседней комнате и слышала всё, что происходило. Но вмешаться она не могла, поскольку дверь была заперта.
Императрица пыталась прорваться в комнату, но её не пускали, и над ней насмехались. Даже после того, как императора не стало, она несколько часов отказывалась признавать власть нового царя, своего сына Александра.
Невозможно представить, что ей довелось пережить в эту ночь.
Впоследствии она требовала от Александра I казнить убийц, но тот отказался и ограничился их высылкой.
Сама вдовствующая императрица, так теперь звучал её титул, постарела и потеряла свою прежнюю красоту; она укрылась от мира в Павловске. Генерал-майор Николай Александрович Саблуков позже вспоминал: «Здесь, как печальный призрак, удрученная горем, Мария Фёдоровна, одетая в глубокий траур, бродила по ночам среди мраморных памятников и плакучих ив, проливая слёзы в течение долгих, бессонных ночей. Нервы её были настолько напряжены, что малейший шум пугал её и заставлял в страхе убегать. Даже кровать, на которой Павел испустил последний вздох, с одеялами и подушками, окрашенными его кровью, была перевезена в Павловск и помещена за ширмами, рядом с комнатой её покоя.»
В том же Павловске Мария Фёдоровна построила мавзолей для своего благодетеля-супруга. Внутри этого мавзолея располагалась фигура женщины, склонившейся в глубоком горе перед траурной урной. Этот мавзолей был воспет поэтом Жуковским:
«И вдруг пустынный храм в дичи передо мной;
Заглохшая тропа; кругом кусты седые;
Между багряных лип чернеет дуб густой
И дремлют ели гробовые.
Воспоминанье здесь унылое живет;
Здесь, к урне преклонясь задумчивой главою,
Оно беседует о том, чего уж нет,
С неизменяющей мечтою.»
Родные всячески пытались отвлечь вдову от печальных мыслей. Весной 1803 года в Павловске торжественно отметили день ангела её второго сына, великого князя Константина Павловича. Среди прочих был приглашён знаменитый французский воздухоплаватель Андре-Жак Гарнерен. Тот представил публике удивительное шоу: он поднял в воздух кошку на воздушном шаре, а затем, использовав специальное устройство, сжег канаты. Шар уплыл в неизвестность, в то время как кошка на зонтике, словно на парашюте, благополучно приземлилась на траву Павловска.
Но разве могла ей быть интересна эта кошка?
Биография
София Мария Доротея Августа Луиза Вюртембергская родилась 14 октября 1759 года в Штеттине.
Её отец, принц Фридрих Евгений Вюртембергский, служил прусскому королю и лишь позже стал герцогом Вюртембергским. Воспитание принцессы было основано на идеях, явно выраженных в стихотворении «Philosophie des femmes», которое было занесено в её тетрадь: «Не следует, по множеству причин, что женщина обладала бы слишком обширными знаниями. Её долг — воспитать детей, вести хозяйство, следить за прислугой и бережно относиться к расходам — вот в чём должна заключаться её обученность и философия.»
В 1776 году, после смерти первой жены цесаревича Павла, Натальи Алексеевны, Мария Фёдоровна вышла замуж за наследника русского престола.
Начало супружеской жизни великокняжеской четы описывалось биографами с восторгом. Однако на практике оно было далеко от идеального: в сердце Павла Петровича не заживала рана, причинённая смертью его первой жены, великой княгини Натальи Алексеевны, и её разгулом с его лучшим другом — Андреем Разумовским. Шестнадцатилетняя принцесса Вюртембергская испытывала горечь от того, что её руку обсуждали между претендентами, такими как принц Гессен-Дармштадтский и русский двор.
Тем не менее, все формальности были соблюдены: «Я нашел свою невесту такой, какой только мог себе представить», — признавался Павел Петрович своей матери. Богу известно, каким счастьем представляется для меня вскоре принадлежать Вам, — заверяла жениха будущая Мария Фёдоровна.
Ошеломлённые окружающие считали, что великий князь нашёл идеальную спутницу жизни. Её привлекательность, доброжелательность и стремление угодить мужу и свекрови быстро сделали своё дело: наследник выглядел по-настоящему влюблённым и счастливым. Екатерина была очень довольна своей молодой парой, что и отразилось на её отношениях с сыном, которые заметно улучшились. Достоинства его супруги были явными: её домашнее воспитание в духе передовых идей Руссо сочеталось с воспитанием, направленным на строгость и экономию.
Мария Фёдоровна старалась изо всех сил, не осознавая того, что её немецкие добродетели воспринимаются в России иначе, чем на её родине; она не понимала, что безоговорочное подчинение чужой воле вызывает внутреннее сопротивление.
Начиная с 1777 года, Мария Фёдоровна активно увеличивала количество детей в своей семье. Но её надежды на формирование традиционной семьи, как она представляла, не оправдались. Рождение первенцев-сыновей лишь усугубило унижение молодых супругов, поскольку по мнению императрицы, они не должны были влиять на воспитание своих детей, а лишь мешали этому процессу. Екатерина незамедлительно забрала у родителей Александра и Константина, не позволяя им влиять на их воспитание.
Из записок Марьи Сергеевны Мухановой, фрейлины высочайшего двора.
«Вдовствующая Императрица, по положению, должна была получать 200000 р. карманных денег, но Государь просил её принять миллион; из этого миллиона она тратила на свои прихоти и туалет только 17000. Все прочие средства шли на благотворительность, а также для создания капитала на свои заведения. Великим князьям она часто дарила по 10000 р. на именины. Но в 1812 году решила приостановить свои подарки на год, понимая, что нужно помогать раненым и сиротам. Она бесконечно занималась делами своих заведений; ничто не могло отвлечь её от этих занятий — ни путешествия, во время которых она читала и писала в карете, ни личные переживания. Когда в Санкт-Петербург было привезено тело Александра Павловича, она и тут делила своё время между молебном у тела и работой над собственными проектами; при этом император Александр был главной фигурой в её жизни. Она никогда не оставляла своих воспитанников и воспитанниц, продолжая оказывать им помощь, следя за их судьбами и заботясь о них. И всегда она была с ними до последнего момента их жизни. Никто из её слуг не умирал во дворце иначе, как в её присутствии. Она всех утешала и всегда закрывала глаза умиравшим. Однажды врачи сообщили ей, что живущая на Васильевском острове её камер-юнкера испытывает сильные страдания от рака груди, и можно было бы спасти, но она не согласится на операцию, если при этом не будет присутствовать сама Императрица. Она решила: «Если только это поможет её выздоровлению, я выполню её желание». Она поехала к ней и во все время операции держала её голову. Она следила за воспитанием детей и никогда не забывала устраивать для них небольшие радости и угощения. Так, одному мальчику, который долго лежал в постели из-за болезни, она привозила рисунки, карандаши и разные предметы. Каждый курьер сообщал ей о его состоянии здоровья — даже находясь в Москве. При назначении почётных опекунов выбор был очень строгим; с каждым из них она переписывалась сама еженедельно, интересуясь о воспитанниках и воспитанницах, их поведении и здоровье, а также давала мудрые и человеколюбивые советы. Директрисы учебных заведений пользовались значительным уважением, имели голос в Опекунском Совете и не были лишь старшими классными дамами и угодницами почетных опекунов. Так, например, г-жа Цеймерн имела право переписываться с Государыней и сообщать о нуждах заведений. Все воспитанницы института при Воспитательном Доме на протяжении всей своей жизни пользовались её покровительством, могли вернуться в учреждение, если оказывались недовольны местом, где их воспитали. Всё это было придумано нежным сердцем для пользы, радости и покоя всех от неё зависимых. Это была не бездушная и безжизненная опека, а истинно материнское попечение. Поэтому приезд её в институт всегда превращался в настоящий праздник. «Maman, maman! Mütterchen!» — звучало повсюду. Нередки были случаи, когда во время больших обедов она приказывала снимать десерт и отправлять его в какой-нибудь институт поочерёдно. А в своём духовном завещании она просила опекунов всегда помнить, что благодеяние должно быть первым основанием всех их действий! Особое внимание она уделяла покинутым матерями младенцам. Однажды мой отец, который почти всегда сопровождал её в посещениях заведений, был поражён тем, с какой нежностью она целовала ручки этих несчастных детей, осматривала их уборы. «Ах!» — отвечала она, — «все эти брошенные дети теперь мои, и я должна заботиться о них, которых лишили попечительства.» В последние годы её жизни Государь, обнаружив, что Обуховская больница умалишённых находится в ужасном состоянии, попросил императрицу Марию Фёдоровну взять её под своё покровительство, что она и сделала с радостью. Многие из там находившихся больных вылечились благодаря её доброму обращению. Она не избегала общаться с ними, позволяя целовать свою руку, что порой пугало моего отца, — и они называли её «благодетельная мадам». Она задумала создать для них загородный дом, чтобы каждый из них имел свой садик. Всё это она придумала сама, опираясь на своё доброе сердце, и мало заимствовала из теории, хотя с вниманием слушала и читала их. Единственным упрёком к памяти Марии Фёдоровны можно назвать то, что она чересчур любила всё немецкое и привела в Россию много немцев; однако это происходило от её любящего сердца, не способного расстаться с ранними привязанностями. У неё не было единого взгляда на государственные дела, и кто в те времена действительно знал свою страну. Мы все были знакомы с Россией лишь через иностранные книги. Благодаря обществу так называемых славянофилов, мы многое узнали о своём народе и впервые полюбили его по-взрослому, а затем великое дело освобождения крестьян завершило наше воспитание. С этого момента начались перемены, и нам стало стыдно не любить Россию.»
